Неточные совпадения
Смотри, смотри! Все
ярче и страшнее
Горит восток. Сожми меня в объятьях,
Одеждою, руками затени
От яростных лучей, укрой под тенью
Склонившихся над озером ветвей.
И самые тела наши сделаются светлыми, сильными и красивыми, одетыми в
яркие великолепные
одежды.
Изо всех окон свесились вниз милые девичьи головы, женские фигуры в летних
ярких ситцевых
одеждах. Мальчишки шныряют вокруг оркестра, чуть не влезая замурзанными мордочками в оглушительно рявкающий огромный геликон и разевающие рты перед ухающим барабаном. Все военные, попадающие на пути, становятся во фронт и делают честь знамени. Старый, седой отставной генерал, с георгиевскими петлицами, стоя, провожает батальон глазами. В его лице ласковое умиление, и по щекам текут слезы.
Грозен был вид старого воеводы среди безмолвных опричников. Значение шутовской его
одежды исчезло. Из-под густых бровей сверкали молнии. Белая борода величественно падала на грудь, приявшую некогда много вражьих ударов, но испещренную ныне
яркими заплатами; а в негодующем взоре было столько достоинства, столько благородства, что в сравнении с ним Иван Васильевич показался мелок.
Молодые и не совсем молодые женщины, в
одеждах, обнажавших и шеи, и руки, и почти груди, кружились в объятиях мужчин в
ярких мундирах.
В тенистых зеленых садах, среди моря виноградника, со всех сторон слышались смех, песни, веселье, женские голоса и мелькали
яркие цветные
одежды женщин.
Колебались в отблесках огней стены домов, изо всех окон смотрели головы детей, женщин, девушек —
яркие пятна праздничных
одежд расцвели, как огромные цветы, а мадонна, облитая серебром, как будто горела и таяла, стоя между Иоанном и Христом, — у нее большое розовое и белое лицо, с огромными глазами, мелко завитые, золотые волосы на голове, точно корона, двумя пышными потоками они падают на плечи ее.
Уже почти все звенья янтарных дверей были забраны, и в
ярких просветах между темных полос клубились легкие струйки тумана. Густой массой сначала мятутся они внизу, потом быстро несутся кверху, как легкие тени в длинных
одеждах, и исчезают вверху, где смыкается небо.
Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок за их
яркую, но мгновенную красоту, которая так же рано и прелестно расцветает и так же быстро вянет, как цветок нарцисса; смуглых, высоких, пламенных филистимлянок с жесткими курчавыми волосами, носивших золотые звенящие запястья на кистях рук, золотые обручи на плечах, а на обеих щиколотках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, сложенных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли в пословицу; женщин из Ассирии, удлинявших красками свои глаза и вытравливавших синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных дочерей Сидона, умевших хорошо петь, танцевать, а также играть на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у которых все тело под
одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный цвет и носивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние ночи; беспечных и расточительных аммонитянок с огненными волосами и с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых женщин с льняными волосами и нежным запахом кожи, которых привозили с севера, через Баальбек, и язык которых был непонятен для всех живущих в Палестине.
Эти двуличные, печальные и смешные дела быстро забывались нами в торопливой работе, всё более широко разгоравшейся с каждым днём. И всё
ярче пламенели вокруг нас леса в пёстрых красках урядливой осени. Уже дня по два и по три кряду над округой неподвижно стояли серые, скупые облака, точно смёрзлись они над землёю ледяным сводом, холодно думая — не пора ли одеть её в белые
одежды снега?
Пришла весна. По мокрым улицам города, между навозными льдинками, журчали торопливые ручьи; цвета
одежд и звуки говора движущегося народа были
ярки. В садиках за заборами пухнули почки дерев, и ветви их чуть слышно покачивались от свежего ветра. Везде лились и капали прозрачные капли… Воробьи нескладно подпискивали и подпархивали на своих маленьких крыльях. На солнечной стороне, на заборах, домах и деревьях, все двигалось и блестело. Радостно, молодо было и на небе, и на земле, и в сердце человека.
— Вчера ночью ко мне приходил Дато; он обещал еще раз зайти за мною. Мы пойдем туда, где люди ходят в белых прозрачных платьях, от которых исходит
яркий свет. И мне дадут такую же
одежду, если я буду щедрым и добрым… Иной
одежды мне не нужно…
Солнце появилось на краю горизонта, и его
яркие, как бы смеющиеся лучи осветили береговой откос, на котором лежал невод, и заиграло в разноцветной чешуе множество трепещущей в нем рыбы, среди которой покоилась какая-то, на первый взгляд, бесформенная темная масса, вся опутанная водяными порослями, и лишь вглядевшись внимательно, можно было определить, что это была мертвая женщина, не из простых, судя по
одежде и по превратившейся в какой-то комок шляпе, бывшей на голове покойной.
Белые цветы стройными, красивыми рядами тянулись по бокам аллеи, которая вела к белоснежному дворцу с колоннами и огромной террасой. На террасе находилось много, много людей в пестрых полосатых
одеждах, со смуглыми лицами, с бронзовыми телами. Посреди них сидел человек с красной бородой, с обмотанной чем-то белым головою, с
яркими губами и с таким грозным лицом, что при одном взгляде на него Галя вся затрепетала от страха.
«Это верно, да! Конечно,
одежды будут
яркие. Блеклые, усталые тона платьев, годные для буржуазных гостиных, в этих огромных залах сменятся снова
одеждами ярко-красочными, как
одежды крестьян, дающие такие чудесные пятна на фоне зеленого луга или леса».
Все они, как жрицы одного сладострастного культа, были в белых полупрозрачных
одеждах с
яркими цветными каймами, и
одежды эти держались у них только на одном левом плече, оставляя все руки и правую грудь вовсе открытыми.
Ярким бело-голубым взблеском вспыхнуло небо. Еще
ярче, обжигая душу, сверкнула в расстегнутых
одеждах девичья нагота. Миг, и случилось бы что-то огромное, неслыханное и потрясающее, после чего в изумлении и восторге они бы спросили: что такое, что такое сейчас было?
Когда о. Василий поднялся, уже светло было, и солнечный луч, длинный и красный,
ярким пятном лежал на окаменевших
одеждах покойницы.
О. Василий дико оглянулся помутившимися глазами и встал. Тихо было — так тихо, как бывает только в присутствии смерти. Он посмотрел на жену: она была неподвижна той особенной неподвижностью трупа, когда все складки
одежд и покрывал кажутся изваянными из холодного камня, когда блекнут на
одеждах яркие цвета жизни и точно заменяются бледными искусственными красками.